«Правда» от 26.07.82 г.

    С директором металлообрабатывающего завода В. Г. Брусиным мы условились встретиться в два. В два ноль пять обо мне доложила секретарь Вера Ивановна. Вернулась, зашла в кабинет напротив, вынесла стул, вежливо пригласила:
    - Садитесь, придется подождать.
    Мне надо было задать директору один только вопрос. Назвать имя инженера Руденко Григория Трофимовича, вспомнить приказ, подписанный седьмого мая, спросить: "Скажите, Вячеслав Григорьевич, как это могло произойти?».
    Возбудив воображение, постарался поставить себя на место директора. Понимал: ответить будет непросто. Терпеливо ждал встречи.
    За две недели до этого, в предвечерний час я сел на велосипед и отправился к тому пятачку северного Измайловa, где собираются шахматисты. Знал, что встречу там Руденко: воскресенье — его "шахматный день". Захотелось сыграть со старым своим партнером несколько партий на воздухе.
    Кандидат в мастера Руденко состязался в блице с перворазрядником, которого раньше нещадно обыгрывал. А сегодня?
    — Не ваш день? спросил я, когда Руденко сдал третью партию подряд. - Кажется, не моя неделя, - произнес он и начал собирать пешки, разбросанные по земле.
    Ему помогали. Когда на часах Руденко повисает флажок, он, чтобы не тратить драгоценных секунд, сбрасыВАЕТ побитые фигуры партнера на землю. На Григория Трофимовича за это не сердятся: у него не руки, у него протезы. ...Молодого сибиряка, сотрудника селекционной станции, призвали в армию в последний день июня сорок первого года. Наскоро обучили обращению с винтовкой, штыковому бою и метанию гранаты.
    В ту пору все делали быстро: время сжалось, спружинилось, Сибирь отправляла на фронт, неумолимо приближавшийся к Москве, свои полки и дивизии...
    На подступах к Можайску его ударило осколком в щеку, выбило зубы. Полгода пролежал в госпитале, а когда поправился, снова двинулся на запад. Орден — за освобождение Литвы, орден — за прорыв в Пруссии. Завершал войну танкистом, командиром „взвода. Много километров и родной, освобожденной, и чужой земли намоталось на лязгающие ленты его тяжелых машин. И когда, казалось, все, дело сделано, в его ИС ударил снаряд чудовищной силы.
    Горел танк. Горели танкисты. Трое погибли. Руденко спасли. Спасли, рискуя жизнью, неведомые ему люди. Когда пришел в себя и сделал попытку пошевелить пальцами рук, подивился тому, как легко послушались они приказа. Да только совсем не там, где предполагал он, приподнялась простыня. Руки ему ампутировали. Правую выше локтя, левую – чуть ниже...
    В те дни он сказал ceбе: "Мне никогда ничто не будет страшно. Я все повидал"..
    Он не думал только, что через тридцать семь лет, в канун праздника Победы, придет бессонная ночь и он не сомкнет глаз до утра и все будет делать вид, что дышит ровно, спокойно...
    — Почему он так сказал: "Не моя неделя"? — тихо спросил я у друга Григория Трофимовича, наблюдавшего за игрой.
    — А ему. мудрые люди давно советовали: сделай себе протезы, каких нет ни у кого в стране, и успокойся, перестань воевать; навоевался, слава богу, хватит.
    — Постойте, постойте, не совсем понимаю...
    — А что понимать? Вроде он должен был привыкнуть ко всему. Ведь не первый же раз это случилось.
    — Что случилось?
    — А то, что опять перед Днем Победы приказом директора завода всем участникам войны объявили благодарность и выдали премии. Всем, кроме Григория Трофимовича Руденко.
    — Ну, это уж вы сочиняете.
    — Нет, не сочиняю. Поговорите с ним самим.
    Что такое шахматы для Григория Трофимовича — вы узнаете еще лучше, если привести его слова: "Я сконструировал эти протезы не только для того, чтобы держать ложку и нож, но чтобы играть в шахматы. Они уносят все горести этого мира и несут с собой все его радости".
    Перед вылетом в Мерано, где Анатолию Карпову предстояло защитить титул чемпиона мира, я встретился с Руденко и услышал от него:
    — Передайте Толе: пусть повторится и пусть не повторится Багио. До победного счета играть изо всех сил! И еще — мое отцовское пожелание удачи. Она нужна не только ему, она нужна всем нам.
    Встретившись в Мерано с Анатолием Евгеньевичем, я передал ему пожелание старого солдата. И услышал в ответ:
    — А это передайте, пожалуйста, Григорию Трофимовичу.
    На сувенирной открытке было написано: "Мужественному человеку и хорошему шахматисту Г. Т. Руденко, сердечно. А. Карпов".
    После возвращения из Мерано услышал телефонный звонок:
    — У меня радость. Не могли бы мы встретиться?
    Встретились. Григорий Трофимович слегка повел плечами и достал из бокового кармана конверт. Я сделал попытку помочь ему вынуть из конверта письмо. Но он сказал: "Сейчас, минуту". Снова едва заметно повел плечами и протянул мне письмо на фирменном бланке.
    "Государственный комитет СССР по делам изобретений и открытий. Всесоюзный научно-исследовательский институт государственной патентной экспертизы — "ВНИИГПЭ". Решение государственной научно--технической экспертизы изобретений... Рассмотрев материалы заявки Г. Т. Руденко с учетом заключения Ленинградского научно-исследовательского института протезирования, отдел пищевой промышленности и медицины решил признать заявленное техническое решение изобретением и считает возможным выдать авторское свидетельство на "протез плеча"...
    Я порадовался за своего друга. "Кистями Руденко" можно брать воздушное пирожное, не оставляя на нем следов. Писать и слесарить тоже. Они универсальны.
    Протезы делают на том самом металлообрабатывающем заводе, где вот уже восемь лет работает инженером ветеран войны Руденко Г. Т. И где директором — Брусин В. Г.
    ... Сижу в приемной. Жду. Неужели прошло всего полчаса? В кабинет входят с документами письмами на подпись. Похоже, что Вера Ивановна уже привыкла ко мне, а потому и нe замечает. Судя по всему, теперь она догадывается, что я по делу Руденко, — так что нечего и рассчитывать на ласку в ее взоре.
    Но я знаю одно - сколько инвалидов ждет такие протезы! Я читал письма, с которыми следовало бы познакомить В. Г. Брусина. Что стоит одно только письмо директора Великокомянской школы о подростке, который год назад неосторожно схватился за электрический провод: "Помогите, помогите, как можете, этому славному мальчику! Пока его водит в школу, перелистывает страницы учебников старшая сестра... Но скоро она окончит школу. Нас очень беспокоит судьба ученика. Пришлите, пожалуйста, чертежи вашего протеза. Мы постараемся найти умельца, который все как следует изготовит".
    Увы, каким бы искусным ни был умелец, "все как следует" он не изготовит. Необходимо современное производство.
    Первые образцы Григорию Трофимовичу на домашнем станке выточила его жена Раиса Андреевна. У нее руки, как у арфистки, крепкие, быстрые, умелые, привыкшие к нагрузкам: ведь приходилось им работать за четыре руки. Была у мужа и жены цель, она и вела. На пути к признанию многих друзей приобрел Руденко. Ну и недоброжелателей, и завистников тоже.
    На родном заводе Руденко его протезы делают небрежно. Все должно быть пригнано и рассчитано точно. Абы как - не пройдет. "Абыкаковы" портят жизнь изобретателю. Он им, судя по всему, тоже. Но Руденко требует лишь точности и добросовестности. Они, между прочим, тоже требуют только одного: чтобы им не мешали работать так, как они привыкли. Из семидесяти кистей к протезам, выпущенных в 1981 году, многие были с браком.
    Послушаем Григория Трофимовича:
    — В этом деле брак недопустим. Он преступен. По чертежам одно из отверстий должно иметь в диаметре пять миллиметров, а у нас с легким сердцем делают восемь. Значит, все будет клацать. Я не мирюсь, бракую раз, другой, третий — не помогает. Жаловаться не привык, но что делать? Начальник ОТК Валгин говорит: "Устали от вас. Захочу — пропущу брак, не захочу — не пропущу". Чаще хочет. Вал! А как в глаза смотреть тем инвалидам, которые приобретут протезы? С запасными частями — хуже не придумаешь: поломается крохотная пружинка, и всю конструкцию можно выбрасывать. Наконец, почему "кисть Руденко" должна стоить три с половиной сотни? Почти как телевизор! Я подсчитал, был бы интерес, и можно, ничуть не снижая качества, довести стоимость, скажем, до двухсот рублей. Но такого интереса нет. Заводу это не выгодно...
    Не договорил Григорий Трофимович, но и так все было ясно.
    — Вы полагаете, только потому не вспомнили о вас в приказе перед Днем Победы?
    — Ну а почему же еще? Десятого мая я все же пошел в завком профсоюза и спросил: "Товарищи, как это называется?" Кто-то направился к директору. В конце дня мне сказали: "Вам выписан ордер на десять рублей, можете зайти в кассу и получить". И в сторону глаза отвели. В кассу, конечно, я не пошел.
    ...Когда истекли сорок пять минут ожидания приема, решил напомнить о себе. Вера Ивановна посмотрела сквозь меня:
    — Я же сказала, придется подождать.
    И тогда подумал: не приходилось мне высиживать в приемных по своим личным делам. Но тут ведь не только дело Руденко. Увы, оно касается многих и многих людей. Его протезы ждут тысячи... Но, как сказал Григорий Трофимович, "заводу это не выгодно".
    Мы за точный счет рублям и копейкам. Но только ли финансовый показатель должен быть главным критерием работы? Когда победоносно вскидывают над головой транспарант: "Вот сколько мы сэкономили!»,надо обязательно спрашивать: "Как и на чем?"
    ...К исходу часа я начинал чувствовать просителем и себя. Меня выдерживали, доводя до определенной кондиции... Тактика; выдуманная не сегодня. Все больше понимал, что у меня нет ни малейших оснований сомневаться в правдивости слов Г. Т. Руденко.
    Завод, которым руководит В. Брусин, носит имя, сохранившееся в памяти поколений символом революционной страстности, организованности, заботы о человеке труда, — имя Н. А. Семашко. Современники писали, что Николай Александрович обладалсчастливым даром попадать в талант и высвечивать его. Хороший пример! Но, как видно, не сослужил он добрую службу для нынешнего директора.
   
Александр КИКНАДЗЕ.