|
«Комсомольская правда» № 268 от 21.11.81 г.
Не верю в лотерейное счастье – поймавший его не стал совершеннее. Верю только в счастье, добытое трудом, напряжением духовных сил, талантом преодоления всевозможных невзгод, вереницей выстраивающихся на пути человека, который осмелился заявить о себе.
Дело Анатолия Карпова – не простое дело. Опровергая остротой ума чужие замыслы, одновременно подставлять под критический разбор (соперника, современников и потомков тоже) свои построения, находить в шахматах глубину, еще неподвластную другим. При этом испытываются под неумолимое, едва слышное тиканье часов и способность дальнего счета, и комбинационное предвидение, но, прежде всего – характер! И в Багио, и в Мерано на неширокие его плечи давил атмосферный столб, не имеющий привычных измерений. «Карповские сверхнагрузки…» С чем сравнить их? И там, и здесь рядом был космонавт Виталий Севастьянов, наш шахматный президент, они хорошо понимали и понимают друг друга. Вернемся мыслью в Багио, в трудные для Карпова и его болельщиков дни, когда счет стал 5:5. Представим, каким эхом отозвалось каждое поражение в Толином сердце и угасавшем сердце его отца и вспомним слова руководителя советской шахматной делегации В. Д. Батуринского:
– Я должен сказать о том положительном влиянии, которое оказал приезд как раз в этот момент Виталия Ивановича Севастьянова. Своим космическим оптимизмом он очень помог Карпову. Это естественно. Человек, который дважды побывал в космосе, который много раз оказывался в сложных ситуациях, он, может быть, лучше других и обстановку, и то, что надо делать. Присутствие его было в этот момент чрезвычайно важным. Человек с удивительным спокойствием и тактом, кто мог бы лучше. Точнее, мудрее помочь Карпову собрать все, что было в нем, и бросить в бой?
Тогда, в Багио, все решилось в последней партии. Были просчеты в Багио? Были.
А в Мерано? Были и в Мерано. Но реже. Карпов стал совершеннее, в этом сомнения нет, и уже на голову превосходил претендента.
Что же касается просчетов…
Как ни огорчительны они, без них шахматы – не шахматы. Все зависит от того, как к ним относиться. Под опытом мы чаще всего подразумеваем свои ошибки.
Карпов не упал духом при неудаче. Вспомним снова сумеречные дни матча семьдесят восьмого года и счет 5:5. Карпов прошел через них, прошел сквозь огонь и воду. И закалился. Предстояло труднейшее из испытаний — медными трубами, говоря иначе — славой. Ох, непростое это испытание!
Слава не замутила карповского честолюбия. Он остался таким же общительным, открытым и жизнерадостным человеком, каким был. Хотя дел прибавилось. Очень важных и неотложных. И если в прошлом его распорядок дня знал строгий счет каждому часу, то теперь счет пошел на минуты.
Вознесенный шахматами, он отвечал им (а это значит, и бесчисленным их приверженцам и в родной стране, и за ее пределами) так, как обязан отвечать на добро всякий честный человек. Не думаю, что был в истории шахмат другой чемпион, который столько бы сделал для их пропаганды, сколько успел уже сделать Карпов, и который с такой беззаветной смелостью играл в крупнейших турнирах. Он поступал благородно, позволяя всем живущим на свете гроссмейстерам — и старым, а тем более, молодым — сравнивать свои силы с его чемпионской силой один на один — за доской. Известно хорошо, чем кончались сравнения. Только в восемьдесят первом году, перед матчем в Мерано, не имея права раскрывать до конца «домашние заготовки», Карпов сыграл в трех крупных турнирах более четырех десятков партий и лишь в одной потерпел поражение. Московский турнир «звезд» чемпион выиграл в истинно чемпионском стиле, как, впрочем, и многие другие «критериумы» после Багио.
Дирижеры живут долго не потому, что чуть не каждый день выполняют многочасовые упражнения типа: «руки вперед, вверх и в сторону», расширяя грудную клетку и ускоряя бег крови. А потому, что получают столь высоко ценимые в перенапряженное наше время «токи благожелательности». Так говорят, и хочется в это верить. Убежден, что не токи, а потоки благожелательности, которые ощущал ежедневно и в Багио, и в Мерано Карпов, несли ему бодрость и оптимизм.
Перед вылетом в Мерано я услышал по телефону — отчетливо и ясно — хорошо знакомый голос. Это откуда-то из-за Гибралтара по радиотелефону звонил Юрий Михневич, капитан теплохода «Шота Руставели», с которым сроднила меня писательская профессия: «Передайте, пожалуйста, Анатолию Евгеньевичу, что за него — моряки дальнего плавания. Где бы ни находились, будем с нетерпением ждать вестей из Мерано». Я представил себе сидящего у аппарата и жадно принимающего ходы из Мерано радиста Юру Назарова, кандидат в мастера и чемпиона теплохода.
Из Краснодара, города, начавшего всесоюзное движение за массовое развитие шахмат, позвонил школьный друг Гeоргий Саркисов, директор местного шахматного клуба. Знаю, какую роль сыграли в труднейшем его детстве шахматы, как помогли перенести горе, найти себя. И теперь он тоже по-своему старается ответить им. Анатолий Карпов, редактор журнала «64», сделал многое для того, чтобы поддержать и развить почин кубанцев. Удивительно ли, что теперь и кубанцы, как и уральцы, и туляки, и сибиряки, ленинградцы, и москвичи, считают его «своим»? «Передай, пожалуйста, Анатолию Евгеньевичу, что после победы снова ждем его в гости,— npосит Георгий Саркисов.— И еще, если тебе нетрудно, привези для нашего уголка открытку из Мерано с его автографом». Не выполнить такую просьбу?
После того, как стало известно о неминуемой победе Анатолия Карпова в отложенной партии, пришел в гости Григорий Трофимович Руденко. Принес бутылку шампанского: «Давайте выпьем за здоровье нашего чемпиона».
Об удивительном этом человеке Г. Т. Руденко, солдате, которому шахматы дали вторую жизнь, о его словах, обращенных к Карпову, и об ответе Карпова я рассказал в первом репортаже из Мерано на страницах «Комсомольской правды». Немало читателей попросило подробнее написать о нем. Хотел бы сделать это.
Григорий Руденко, работник селекционной станции на Алтае, ушел в армию в первую же неделю войны. В составе сибирских дивизий шел на помощь Москве. Сражался на Можайском направлении. В конце февраля сорок второго был ранен под Погорелым Городищем. Командиром взвода десантников 77-го тяжелого танкового полка прорыва сражался под Сталинградом и на Курской дуге. А в боях под Кенигсбергом командовал танковым взводом.
За считанные дни до конца войны его танк был подбит и горел. Кто и как спас Григория Трофимовича, он не знает. Что стало с тремя другими членами экипажа, не знает тоже. Одну руку ему ампутировали выше локтя. Другую — чуть ниже.
С детства его страстью были шахматы. Выписавшись из госпиталя, этот мужественны» человек, кавалер многих боевых наград, задался мыслью сконструировать протезы, послушные малейшему движению плеч. «Не только для того, чтобы держать ложку и нож, но чтобы играть в шахматы. Они уносят горести этого мира и несут все радости». Он, фронтовик, думал не только о себе. О многих тысячах таких, как он. Стал инженером на протезном заводе. Как шахматист, кандидат в мастера, поставил перед собой дальнюю цель. И шел к ней. Через несколько дней после того, как газета рассказала о нем, он получил долгожданное авторское свидетельство на изобретение «Протез плеча».
Сбылось пожелание старого солдата молодому шахматисту: «Пусть повторится и пусть не повторится Багио!» Со мной в поездках в Багио и Мерано были представители разных городов. Рассказывали о новых университетах шахматной культуры, о специализированных детских школах, о новых шахматных изданиях и телевизионных учебных программах. Именно этой всеобщей любовью к мудрой игре следует объяснить победы советских гроссмейстеров и лучшего их представителя.
С чисто шахматной точки зрения представляет несомненный интерес дискуссия, развернувшаяся вокруг открытого варианта испанской партии, К Багио он был глазным оружием претендента в игре черными. Надо было выбить его из рук. Выбили. Но время идет вперед, не стоят на месте и шахматы. В шестой партии в Мерено претендент снова вернулся к нему. Вернулся... воспользовавшись разработками советских шахматистов. Михаил Таль писал: «И лишь последние два года усилиями гроссмейстеров Е. Геллера, А. Юсупова, а также бакинского мастера Сидеиф-заде эта система вновь реабилитирована. Указанное трио является основным поставщиком дебютного материала по всему варианту». Шестую встречу Карпов проиграл одним только неудачным сороковым ходом и в восьмой и десятой избирал уже не испанскую, а итальянскую партию. Они закончились вничью.
Лондонская газета поспешила известить мир, что моральное преимущество перешло к претенденту, что теперь испанская партия не дает преимущества белым. Анатолию Карпову и его команде уже на месте, в Мерано, надо было искать варианты, которые доказали бы, что белый цвет — всегда белый цвет, что возможности «испанки» безграничны. Шла работа не только во славу чемпиона, но и во славу шахмат. Не могу со всей определенностью сказать, почему ни разу не встретился я в Мерано с гроссмейстером Игорем Зайцевым, одним из секундантов чемпиона, но думаю, что крупный теоретик и знаток испанской партии не занимался в это время обзором окрестностей. Четырнадцатая и последняя восемнадцатая партия, с блеском проведенные Карповым, — гимн испанскому началу!
...Чемпион и претендент, пути которых сошлись в меранском конгресс-зале «Сальвар», были непохожи друг на друга, как две соседние клетки на шахматной доске. Счастлив талант, развитый обществом и поставленный на службу людям. Несчастлив талант, поставленный на службу самому себе. Это закон, который, к счастью, не знает исключений.
Есть у классика грузинской поэзии Николоза Бараташвили стихотворение «Мерани» о крылатом коне вдохновения... Он несет поэта-всадника, жаждущего борьбы, летит, не ведая страха, рассекая вихри. Как близки стали вдруг понятия «Мерани» и «Мерано»!
Обнимем Анатолия Карпова, скажем спасибо за одушевление, неуступчивость, за хорошо сделанное дело. Скажем спасибо его секундантам гроссмейстерам Игорю Зайцеву и Юрию Балашову, руководителю делегации Виктору Батуринскому, всем тем, кто был рядом с чемпионом, помогал ему, поддерживал его. С победой тебя, Толя! Молодец!
Александр КИКНАДЗЕ.
Мерано — Москва
|
|
«Комсомольская правда» от 03.08.84 г.
"Возвращение". Так назывался очерк И. Морозова, опубликованный в нашей газете 18 мая. Выполняя свой интернациональный долг, командир десантной роты гвардии старший лейтенант Сергей Червонопиский был тяжело ранен. Однако Сергей нашел в себе силы вернуться к активной жизни. Сейчас он — заворг горкома комсомола. На публикацию редакция получила многочисленные отклики. Сегодня их комментирует сам герой очерка.
Мне еще никогда не приходилось получать такого количества писем. На статью в «Комсомольской правде» откликнулся буквально весь Советский Союз. Много теплых и дружеских слов высказано в адрес моей семьи и меня.
Большое всем спасибо.
Были письма и другого рода. Многие обращаются ко мне со своим горем, спрашивают совета. Просят помощи. Мой жизненный опыт не так велик, чтобы дать правильный совет заблудившемуся в жизни молодому парню, который не первый раз отбывает наказание. Удрученному горем отцу, много лет пытающемуся вылечить от тяжелой болезни своего ребенка. Или десятикласснице, безвольно плывущей по течению жизненных обстоятельств. Этим людям можно только напомнить одну старую истину: безвыходных положений не бывает, вот во что надо верить.
Если кто думает, что у меня все удачно и гладко получалось, то ошибается, встречались и не моем пути черствые люди. Но у нас хороших людей неизмеримо больше, взять, к примеру, молодого парня из Ленинграда, сейчас студента электротехнического института. Он оказался в еще худшем, чем я, положении. У него ампутированы, как он сам написал, две голени, левое предплечье и правое плечо. Он пишет мне так: «С протезами рук мне помог замечательный человек и изобретатель Григорий Трофимович Руденко. Он потерял руки в бою с фашистами под Берлином в горящем танке, но желание жить, а не существовать заставило его изобретать». В отличие от журналистов считаю, что жизнь таких людей не является чем-то особенным, исключительным. Так и должно быть.
А сколько людей пишут письма с просьбой дать адрес чудо-мастера, который мне делал протезы! Как известно, чудес не бывает, а в данном случае есть просто добросовестные работники, которые отнеслись ко мне с максимальной заботой и вниманием. Остальное — работа до мокрой от пота рубашки.
В жизни настоящие победы не даются легко. Но, когда ты все-таки их одерживаешь, это и есть самое большое счастье, Значит, ты еще на многое способен. Значит, жизнь продолжается!
Сергей ЧЕРВОНОПИСКИЙ.
Черкассы
|
